Архивы

К вопросу о прагматической философии

Оригинал текста был опубликован в журнале «Эрос и Космос» 11 апреля 2014 года.

В кругах сторонников эволюционной философии и эволюционной духовности часто можно слышать слова о ценности развития, и складывается впечатление, что иногда при такой позиции средство может подменить цели. Развитие, на мой взгляд, не является ценностью само по себе, потому что развитие — оно всегда от чего-то к чему-то; или если вам близка телеологическая и антропоцентрическая перспектива, «для чего-то».

Развитие — это факт нашего существования. На биологическом уровне, мы меняемся и филогенетически как вид Homo, и онтогенетически от сперматозоида и яйцеклетки — к взрослому индивиду. На социальном уровне от племенного строя мы меняемся к царствам и демократическим государствам (нет такого народа, где демократии не предшествовали бы цари). На культурном уровне, мы меняемся от магических верований к мифическим, к рациональным (и вероятно — пострациональным). Наконец, на психологическом уровне мы растем от зачаточной «биологической» разумности младенца к цельным взрослым личностям, обладающим комплексной психологической идентичностью.

Однако сами по себе эти все вещи есть просто факт нашего существования — «развитие происходит» — и не несут в себе ценности. Ценность — это обратная, невидимая сторона фактов, которую нужно уметь раскрыть. Ценность — это способность придать фактам смысл, и эта способность тоже развивается как в процессе нашего индивидуального психологического взросления, так и в процессе социокультурных мутаций.

И с этой перспективы ценностью развития оказывается то, что оно на каждом из упомянутых выше уровней, или граней нашего бытия, раскрывает. Что раскрывается в процессе развития с объективной стороны, что может обладать всё возрастающей ценностью? Что раскрывается в процессе развития с субъективной, психологической, «внутренней» стороны, что может обладать всё возрастающей ценностью? И что, наконец, раскрывается в процессе развития с социокультурной стороны, что может обладать всё возрастающей ценностью?

Американский философ Кен Уилбер предлагает на эти вопросы простой и древний ответ, явившийся итогом изучения сотен последовательностей развития в разных областях жизни; ответ, который давали многие крупнейшие философы от Платона до Канта и Соловьева. Этот ответ: Истина, Красота и Благо.1

Критерий развития как объективного процесса — получение всё бо́льших знаний о себе и мире, в частности — продвижение вперёд наук. То есть ценность развития этой сферы жизни — раскрытие всё бо́льшей истины, которую, как говорят современные учёные, мы никогда не сможем узнать всю без остатка. Истины, которая даёт нам возможность становиться здоровее, перемещаться быстрее, использовать больше энергии для технологических нужд и т. п.

Критерий развития как процесса субъективного — обнаружение всё бо́льшей красоты на всё бо́льшей глубине сознания. Ценность развития этой сферы жизни знает каждый, кто обращал внимание на природу нашего сознания. Красота сознания абсолютно неисчерпаема, и можно только стремиться к тому, чтобы узнавать её всё больше и переживать её всё полнее.

Критерий развития как социокультурного процесса — это движение ко всё бо́льшему благу через мироцентрические ценности, глубину межличностного общения, экологичность и этичность поведения, сострадание и любовь.

Так что говоря о ценности развития в целом, мы подразумеваем вполне конкретные вещи: ценность раскрытия, узнавания, задействования всё бо́льшей Истины, Красоты и Блага. И самая простая проверка на интегральность моих действий — это определение того, насколько они соответствуют наибольшей степени охвата стадий развития во всех этих областях.

Уилбер в своих работах вводит термин «базовая моральная интуиция». Такая интуиция проявляется как желание

увеличить собственную глубину, пространство измерения «мы» и улучшить объективный порядок вещей («оно») … То есть защищать и поддерживать самую большую глубину для самого большого охвата. В попытке поддерживать наибольшую глубину для наибольшего пространства мы должны научиться делать прагматические суждения о различиях во внутренней ценности, о степени глубины, которую мы разрушаем в попытке удовлетворить наши жизненные потребности.2

Проблема в том, что «степень глубины», «внутренняя ценность», «самый большой охват» — все эти понятия звучат весьма абстрактно, особенно если речь идёт про конкретные ежемоментные действия. Поэтому, как я это чувствую, столь полезным может быть понимание базовой моральной интуиции просто как стремления в каждом действии следовать наибольшим возможным Истине, Благу и Красоте.

Каждое действие (я не открою здесь Америки) — это единственно возможное действие прямо сейчас. И сейчас. И вот сейчас. Как сказал Его Святейшество Далай-лама XIV, «перерождаемся не мы, а наши привычки». Это вот как раз об этом. Из момента в момент, из проявления в проявление, из действия в действие переходят наши привычки, питая и информируя эти действия и всё более и более закостеневая. И одна из немногих возможностей что-то с этим сделать — это учиться распознавать, ведут ли они к большему Благу, Истине и Красоте.

В этом, на мой взгляд, проявляется основной принцип интегральной прагматической философии. Интегральная прагматика — это понимание, что развитие не самоценно; что оно всегда — для чего-то. И это способность ежемоментного действия с учетом этого понимания.

Конечно, такое действие возможно только тогда, когда мы чувствуем, что что-то «не так», что в этот момент может родиться больше Красоты, Истины и Блага. Об этом подробно пишет замечательный трансперсональный психолог и пионер психоделической терапии Ральф Мецнер в своем исследовании жизненных метафор трансформации. Трансформация и рост у взрослых людей возможны только тогда, когда мы осознаём, что это возможно и желанно. Классическая метафора: чтобы желать освобождения, нужно ощущать себя в клетке. Или: чтобы хотеть идти к свету, нужно увидеть себя во тьме. Прагматика — это понимание своего изначального положения, знание конкретных инструментов, которые могут исправить это положение (для разных случаев они могут быть разные), и способность использовать эти инструменты и прикладывать энергию к неуклонному следованию этому. Интегральная прагматическая философия предлагает свой вариант осмысления этих трех.

Истина — это способность правдиво и честно видеть положение вещей; признавать свою личную и межличностную ситуацию (то есть контекст действия).

Благо — это способность учитывать всякий межличностный контекст и видеть настоящего полноценного Другого за нашими мнениями и суждениями о нём. Признавать то, что мы не одни в этом мире (то есть распознавать цель действия — ведь всякое действие подразумевает взаимодействие).

Красота — это способность творческого танца, способность видеть, что каждое наше действие творит новую реальность каждого настоящего момента; способность наиболее естественным образом это выражать сообразно глубине своих самых аутентичных переживаний (то есть форма и содержание действия).

Все эти способности развиваются, и интегральная прагматика заключается в том, чтобы уметь распознавать эти аспекты в каждый момент, уметь их задействовать максимальным образом, и изучать свои препятствия к этому — то есть относиться к своим действиям достаточно критически, чтобы каждое следующее не было просто наследником предыдущего. И тогда, вероятно, наши привычки постепенно перестанут перерождаться, и начнется настоящее развитие как раскрытие всё большей ценности и глубины Истины, Красоты и Блага.

Примечания

  1. См. недавнюю статью в нашем журнале о понимании Соловьевым этой триады. ↩
  2. Цитата из книги «Краткая история всего». ↩

Интегральное здоровье: поворот к живым людям. Часть 2

Оригинал текста был опубликован в журнале «Эрос и Космос» 26 марта 2014 года.

Продолжение серии статей об интегральном подходе к здоровью и здравоохранению. Читать первую часть.

Поворот к живым людям

approach-health-main-illИтак, мы сознаём, что здравоохранение в 21-м веке должно измениться в сторону профилактики и первичной помощи, и перераспределить добрую половину расходов, которые идут сейчас на не самые важные нужды. Мы также понимаем, что здравоохранение должно быть экологичным, чтобы оставаться устойчивым в долгосрочной перспективе; такое здравоохранение не должно отделять людей от той среды, в которой они живут, и с которой они находятся в постоянном взаимодействии через множество обратно-связанных процессов.

Следующим шагом для интегрального подхода к здоровью, очевидно, является поворот от лечения симптомов и «починки» организма (который, кажется, функционирует как следует во всём остальном, кроме этой небольшой проблемы) — к пониманию, что люди представляют собой сложные целостные явления, живые сущности в контакте с другими сущностями и самой Жизнью. Другими словами, интегральное здоровье признаёт, что человек не сводится к механизму со множеством деталей, каждая из которых может ломаться, когда лечение сводится к починке той детали, которая вышла из строя. Наоборот, оно признаёт в людях цельных существ, где каждая часть находится в тесной связи со всеми остальными частями, и значит любое лечение должно принимать во внимание всего человека целиком. Упомянутый в первой части статьи Рене Дюбо ещё тридцать лет назад сказал, что «врачи должны видеть цельных людей в полноте их среды».

Если мы переопределяем понятия здоровья и лечения и распознаём здоровье как изобилие и баланс, связанный в каждом человеке с его средой и окружением, распознаём здоровье как устойчивый процесс, а не состояние, то мы начинаем видеть людей как живые взаимосвязанные системы. В таких системах лечение сломанного мизинца влияет на всё моё тело, а не только на кисть руки. Лечение гастрита влияет не только на пищеварение, но и на всего человека целиком. А «весь человек целиком» неизбежно подразумевает и внутренние измерения.

Поворот к внутреннему

Интегральный подход, уважая целостный взгляд на человека, должен учитывать внутренние измерения вдобавок к внешним. Не существует «починки» сломанного пальца без соответствующих процессов, происходящих в психике. Западная наука только недавно начала изучать то, насколько наше внутреннее связано с нашим внешним: они взаимовлияют друг на друга, взаимно информируют друг друга в постоянном обратно-связанном континууме нашей жизни. В книге «Теория всего» Уилбер отмечает, что «наблюдающийся последнее время взрыв интереса к альтернативным методам лечения (включая такие дисциплины, как психонейроиммунологию) сделал очевидным, что внутренние состояния человека (эмоции, психологические установки, образное мышление и намерения) играют жизненно важную роль как в качестве причин, так и в качестве методов лечения даже физических болезней».

Другой интегральный философ здоровья, доктор Эллиотт Дэкер, в своей книге «Интегральное здоровье: Путь к человеческому процветанию»1, также указывает на необходимость понимать внутренние измерения, и на необходимость переформулировать понятие здоровья:

Узнав столь многое о признаках и симптомах заболеваний, мы сейчас только начинаем узнавать признаки и симптомы здоровья. Они включают чувство внутреннего контроля, компетентности и уверенности в себе, создание и поддержание здоровых отношений, и обладание смыслом и целью жизни.

Другими словами, здоровье больше не может определяться как отсутствие физических проблем, оно должно быть переопределено в позитивном ключе: не как отсутствие, но как присутствие, как процесс физического и психологического процветания. Дэкер продолжает:

Мы знаем, что когда нервничаем или огорчаемся, злимся или возбуждаемся, мы чувствуем это в животе или кишечнике. Это древнее и распространенное понимание. Чуть глубже уточняя его, можно сказать, что за каждым желудком с язвой, если тщательно это анализировать, находится изъязвленная жизнь.

mind-brain-electrodes_8903_600x450Что делает это утверждение невероятно интересным, на мой взгляд, это то, что оно не является ни преувеличением, ни метафорой, но теорией с весьма солидным научным основанием и десятилетиями исследований. Из них следует, что когда мы тренируем наше внутреннее, гармонизируем наши состояния и очищаем нашу психику, мы реально можем, в определенных рамках, влиять на наше физическое благополучие.2 Мировые созерцательные традиции, конечно, говорят об этом уже несколько тысячелетий, и накопили опыт сотен тысяч практикующих, говорящий о том, как внутреннее очищение и достижение равновесного состояния способствует гармонизации физического тела. Современный инструментарий позитивной психологии также указывает в этом направлении.

Уилбер подытоживает нашу тему, отмечая, что «большинство болезней имеют причины и способы лечения, которые включают эмоциональные, ментальные и духовные волны … Существуют буквально сотни исследователей по всему миру, которые сделали необычайный вклад в наше понимание „многоуровневой“ природы болезни и методов лечения».

Поворот к отношениям

Уважение к внутреннему, признание важности субъективного влечёт за собой сдвиг от объективного к межсубъектному, где здоровье проявляется как процесс, связанный с взаимоотношениями между живыми существами: когда я иду на приём к врачу, то встречаются два субъекта, а не просто два объекта. Модернистское общество не способно увидеть эту грань здоровья за «механизмом», что породило множество человеко-ориентированных направлений нью-эйджа (зачастую ещё более тенденциозных, впрочем, чем объективный модернистский подход). Иван Иллич, знаменитый австрийский философ и социальный критик, пишет в книге «Смелая новая биократия»3: «Общество стало назначать терапевта этаким наставником тех, кто становится в роль пациента и теряет всякую компетенцию». Я буду больше говорить о компетенции и ответственности ниже, здесь же мне важно показать, что взаимодействие доктора и пациента имеет много слоёв отношений, и к отношениям чисто «вертикального» типа (профессионал, общающийся с непрофессионалом) обязательно добавляются и более «горизонтальные» отношения двух людей.

Уилбер замечает, что существует «многообразие межсубъективных факторов, которые играют жизненно важную роль в любом человеческом взаимодействии: например, в совместной коммуникации между доктором и пациентом; в установках семьи и друзей и том, как они сообщаются пациенту; в принятии (или неприятии) культурой той или иной болезни (например, СПИД); в тех ценностях культуры, которым угрожает болезнь как таковая».

Когда два субъекта встречают друг друга, возникает отношение. И чувство доверия, возникающее из взаимодействия пациента и доктора, вполне может привнести ощутимый вклад в процесс излечения. Здравоохранение — это активный межличностный процесс, который включает в себя не только действие, но и чувствование — и это то, чего так не хватает множеству медицинских учреждений.

Поворот к уровням ответственности

Мы начали обзор интегрального здравоохранения с более объективного системного подхода, затем взглянули на индивидуальное внутреннее измерение, и затем — на межличностное. Теперь можно вновь обратить внимание на системный уровень, но с перспективы ответственности. Иногда кажется, что время эксклюзивной ответственности докторов за наше здоровье давно в прошлом, учитывая акцент (прежде всего — на Западе) на физических тренировках, беге, диетах, корпоративных зарядках, обязательном физическом обследовании и прочих жизненно полезных занятиях. И тем не менее даже в наш просвещенный век множество людей не понимает, что они отвечают за своё здоровье не в меньшей степени, чем врачи. Можно справедливо ругать плохую российскую медицину, но многие ли реально следят за своим здоровьем? Как утверждает Иван Иллич в приведенной выше цитате, каждому следует принять на себя ответственность в вопросах собственного здоровья. Я столь же отвечаю за своё здоровье, сколько мой лечащий врач.

Дюбо указывает, что назрела потребность в «социомедицинском государственном управлении нового типа, в котором участвуют не только врачи и учёные, но общество в целом». Интегральный подход должен учитывать индивидуальную ответственность каждого человека, ответственность на общинно-локальном уровне, а также ответственность государства за наше здоровье. Наше здоровье зависит не только от личных действий, хотя каждый из нас отвечает за поддержание здорового образа жизни; наше здоровье зависит не только от местных сообществ, хотя продвижение культуры и структуры здравоохранения на местном уровне является чрезвычайно важным4; наконец, это не только вопрос национальной политики — вроде инициированной Бараком Обамой реформы здравоохранения в Америке или реформ медицинской сферы в России5, хотя национальная политика в области здравоохранения является невероятно важной для благополучия и здоровья людей. Наше здоровье зависит от всего этого, и каждый новый уровень приносит свои обязанности. Интегральный подход должен признавать ответственность каждого за индивидуальное и коллективное здоровье на многих уровнях.

обама здравоохранение

Одним из таких подходов к многоуровневой системе ответственного отношения к здоровью является «спектр предотвращения заболеваний», разработанный Ларри Коэном. Чтобы произошла качественная трансформация здравоохранения, отвечающая современным мироцентрическим потребностям глобального общества, необходимо задействовать следующие уровни спектра6:

  1. Укрепляем на индивидуальном уровне знание и навыки, связанные с здоровьем и здравоохранением.
  2. Продвигаем образование и первичную помощь на уровне местных общин.
  3. Информируем лидеров, которые смогут распространять дальше знание и навыки.
  4. Поддерживаем лидерские связи и групповое образование.
  5. Изменяем организационные практики и принимаем более здоровые регулирующие нормы.
  6. Соответствующим образом влияем на политику и законотворчество в области здравоохранения на уровне государства.

Хотя этот спектр был изначально предложен Коэном для продвижения образования в области здоровья, он может быть успешно использован и для определения ответственности на всех уровнях общества — от индивидуального к местным сообществам к государствам — для продвижения мироцентрического экологичного здравоохранения. Каждый из нас становится ответственным за заботу о собственном здоровье; местные сообщества перенимают принципы первичного здравоохранения и экологической сознательности; правительства принимают и следуют планам профилактики и политике изменений; мировые федерации (отчего бы не помечтать?) следят за тем, что страны реализуют устойчивую (планомерную и долговременную) и экологичную политику с планетарной перспективы. И всё это делается с пониманием и уважением к внутренним измерениям, к субъективному и межличностному, через настоящую заботу, настоящие человеческие отношения и настоящую любовь.

Заключение

Разумеется, в обзорной статье такого рода невозможно учесть множество деталей, как невозможно и предоставить полное изложение проблематики интегрального подхода к здоровью и здравоохранению. Мир только начинает ещё робко исследовать эту огромную и важную тему, и мы лишь следуем в этом за духом времени. Моя статья — не столько исследование, сколько интегральный манифест и призыв к зрелому мироцентрическому подходу к здоровью. В рамках этой статьи я учитывал два элемента интегральной карты — квадранты и уровни. Квадранты, в терминологии интегрального подхода, это внешнее и внутреннее индивидуального и коллективного. Другими словами, это четыре принципиально разные грани нашей реальности:

  • Личная, психологическая;
  • Организмическая, физиологическая;
  • Межличностная, аспект отношений;
  • Социальная, структурная.

В каждой из этих граней можно обнаружить аспект уровней. В этой статье я отметил, прежде всего, социальные уровни, а также уровни личного понимания. Уровнем личного понимания я хочу и завершить. Как говорит Иллич, «мы никогда не избавимся от боли. Мы не сможем излечить все болезни. Мы гарантированно умрём». И это верно, и может расцениваться как призыв к более умеренному подходу к здравоохранению в духе Джеймтона и прочих, и в то же время, мы однозначно можем страдать меньше, заболевать меньше, и жить здоровее и полноценнее. Сложность и вызов ситуации заключается в том, что большинство населения7 не сознаёт тот зрелый мироцентрический подход к здоровью, который может нам всё это обеспечить. И поэтому образование мироцентрических лидеров, которые могут видеть всё это и что-то предпринимать в этой связи, является столь ключевым и важным, если мы хотим, чтобы такая трансформация начала происходить и чтобы здоровье стало не «отсутствием болезни», но присутствием жизненной силы, присутствием человечности, чувственности и любви и реализацией боговоплощения в счастливом союзе здорового духа и здорового тела.

Примечания

  1. Elliott Dacher, «Integral Health: The path to human flourishing» (2008). ↩
  2. Об этом можно прочитать, например, в статье «Гены, которые мы меняем», или «Изменяя свой ум, мы меняем свой мозг». ↩
  3. Ivan Illich, «Brave New Biocracy: A Critique Of Health Care From Womb To Tomb» (1994). ↩
  4. На это указывают такие начинания, как «Первичное здравоохранение» (Primary Health Care). ↩
  5. По словам Владимира Путина, «в 2013 году мы завершили реализацию региональных программ модернизации здравоохранения, которую начали проводить в 2010 году, существенным образом обновили материально-техническую базу больниц и поликлиник, созданы условия для внедрения стандартов медицинской помощи». ↩
  6. Cohen & Swift, «The Spectrum of Prevention: Developing a comprehensive approach to injury prevention» (1999). ↩
  7. Согласно исследованиям психологов развития, мироцентрическое сознание доступно относительно небольшому проценту населения развитых стран. ↩

Интегральное здоровье с мироцентрической перспективы. Часть 1

Оригинал текста был опубликован в журнале «Эрос и Космос» 20 марта 2014 года.

Не будет преувеличением сказать, что, несмотря на невероятный прогресс в лечении различных болезней, мы всё ещё сражаемся с концепциями здоровья и здоровой жизни и пытаемся цепляться за постоянно изменяющиеся определения здоровья в попытке решить этот вопрос раз и навсегда.

Не похоже, однако, чтобы эта цель относилась к разряду досягаемых. Здесь уместно вспомнить гегельянский принцип диалектики прогресса, где каждое новое решение какой-либо ранее возникшей сложной ситуации привносит свои новые проблемы и сложности, которые могут быть решены только в будущем, на следующем витке истории. Классическим примером такой ситуации является случайное открытие пенициллина, благодаря которому появились антибиотики, спасшие столько жизней, но из-за которых ускорилась эволюция бактерий (их штаммы оказываются куда более устойчивые к антибиотикам, чем раньше). Сходным образом, Всемирная организация здоровья отмечает1, что отсутствие эффективного мониторинга и контроля за продажей и использованием антибиотиков является одной из главных причин роста устойчивости микробов к антимикробным препаратам.

Хотя ещё несколько десятилетий назад исследователи продолжали участвовать в гонке за финальным решением и окончательным излечением, в соответствии с модернистской философией, в последние годы акцент делается скорее на поддержании устойчивости (sustainability), которая предполагает несколько иное отношение к здоровью: вероятно, не существует никакого окончательного решения, и поэтому имеет смысл фокусироваться на поддержании устойчивой сбалансированной системы здравоохранения, которая будет стараться адекватным образом решать текущие задачи, с упором на предотвращение и осторожность.2

Другой любопытный аспект этого стремления найти окончательные решения заключается в том, что само это стремление, вероятно, появляется в результате актуализации определенной стадии развития. Многие психологи предлагают свои модели движения человека через различные последовательные уровни способностей к познанию. Это движение можно обозначить, например, как эволюцию от эгоцентрических к социоцентрическим к мироцентрическим ценностям и морали, или как расширение и включение всё большего числа перспектив. Сюзанна Кук-Гройтер подробно исследует одну из таких моделей.3 Выдающийся философ и психолог Кен Уилбер изучает и сравнивает десятки таких моделей в своей книге «Интегральная психология». Основная идея всех этих теорий заключается в том, что люди думают о себе и мире различным образом, имеют различные мировоззрения, и поступают согласно этим мировоззрениям; и есть определенный спектр развития этих мировоззрений и способов их задействования, так что люди, двигающиеся от эгоцентрической к социоцентрической к мироцентрической стадии, начинают думать и поступать качественно различным образом. И это напрямую относится к нашей теме.

Зрелая мироцентрическая перспектива на вопросы здоровья требует включения ошеломительно большого числа факторов

Я не буду глубоко забираться в исследования психологии развития; отмечу только, что ограниченность модернистского подхода к здоровью очевидна мировоззрению постмодерна, чьи ограничения, в свою очередь, видны с перспективы интегрального мировоззрения4. Интегральная перспектива, которую я буду задействовать в этой серии статей, принадлежит зрелому мироцентрическому мировоззрению, в противоположность ранним мироцентрическим мировоззрениям, которые являются постмодернистскими и могут иногда быть скорее деструктивными, чем конструктивными.

Зрелая мироцентрическая перспектива на вопросы здоровья требует включения столь большого числа факторов, что это может ошеломлять. Тем не менее, похоже, что исключение даже одного из этих факторов приведёт к искаженной модели, на основе которой будут совершаться неверные действия, дающие быстрые результаты, но вредящие миру в более долгосрочной перспективе. И поэтому я хочу быть с вами предельно прямым: содержание этих статей следует рассматривать как призыв к действию, а не просто как размышления. И поскольку это всё связано с действием, я хочу быть уверенным в том, что мы включаем как можно больше возможных перспектив. Кратко обозначу основные перспективы, которые должны быть должным образом адресованы:

  1. Акцент на устойчивости и предотвращении.
  2. Необходимость новых определений понятиям здоровья и здравоохранения.
  3. Поворот от «механизмов, которые нужно чинить» к живым людям в живых средах.
  4. Признание внутренних измерений наряду с внешними, а также признание их взаимосвязанности.
  5. Поворот от здоровья как взаимодействия объектов — к межсубъектным связям.
  6. Поворот от назначения эксклюзивной ответственности к спектру уровней ответственности от персонального к общественному к национальному к мировому.

Я раскрою далее все эти моменты.

Новые определения и поворот к устойчивости

Интегральный подход к здоровью обязан переосмыслить определения понятий «здоровье» и «здравоохранение». Известный интегральный бодибилдер и тренер Шон Филлипс и психолог Роб Макнамара уточняют: интегральный подход к здоровью должен уйти от вредных определений здоровья как отсутствия болезни, или лечения как процесса окончательного решения проблемы; он должен рассматривать здоровье как спектр понятий, которые идут гораздо дальше простого отсутствия недугов; как изобилие, как мультилинейное явление, как баланс.

Интегральный подход к здоровью должен рассматривать здравоохранение и излечение как действия, направленные на устойчивый и продолжающийся процесс, включающий в себя не только человека, но и культуру и окружающую среду. Когда здоровье понимается как изобилие, как жизнь, как-то, что нужно не достигать, но поддерживать и развивать; когда излечение понимается не как средство к достижению окончательного результата, но как продолжающийся холистический процесс, — тогда начинает возникать совсем другой подход к здоровью. Такой подход признаёт большое количество факторов, ведущих к заболеваниям и излечениям, и все они должны быть приняты к рассмотрению.

В недавно изданной на русском языке книге «Теория всего» Уилбер пишет:

Материальные, экономические и социальные факторы, которые почти никогда не учитываются как часть конструкта болезни … в действительности играют причинную роль как в болезни, так и в её лечении … Если вы имеете смертельную, но излечимую болезнь, а ваша медицинская страховка — единственный источник финансирования лечения и не покрывает необходимых затрат, тогда вы умрёте … Мы говорим: «Его убил вирус». Но вирус лишь часть причины. В реальном мире … вирус может быть в фокусе внимания, однако без социальной системы, которая способна обеспечить лечение, вы умрёте. Это не отдельная какая-то проблема: это центральный аспект проблемы.5

Как я упомянул в начале статьи, модернистский поиск окончательных решений постепенно уступает более взвешенным и аккуратным подходам. Эти подходы называются «зеленое здравоохранение», «умеренное здравоохранение», «первичное здравоохранение», «первичное предотвращение»6 и так далее. Хотя каждый из этих подходов делает акцент на чём-то своём, их общая идея может быть выражена следующим образом: мы должны принять более умеренный, и одновременно более включающий подход к здравоохранению.

Рене Дюбо, знаменитый американский микробиолог, в книге «Человек приспосабливающийся»7 писал: «Хотя широко принятым является предположение, согласно которому рост медицинской науки и развитие медицинского сервиса постепенно снизит количество людей, нуждающихся в медицинском внимании, свидетельства в пользу справедливости такого предположения отсутствуют».

Более того, существуют свидетельства обратного. К примеру, сейчас тратится много денег на разработку новых более эффективных лекарств и попытки охватить как можно больше болезней, тогда как мы могли бы сосредоточиться на лечении имеющихся наиболее распространенных болезней без необходимости разрабатывать и производить новые лекарства. Собственно, расходы можно сократить вдвое! Как утверждает Эндрю Джеймтон, известный философ здравоохранения, «снижение расходов на здравоохранение в два раза не только не снизит его эффективность, но скорее повысит её».8 Умеренный подход предлагает снижение имеющихся расходов через отказ от тех частей системы, которые оказывают наименьший эффект на общее улучшение здоровья.

Ещё одним способом снизить расходы на здравоохранение и одновременно повысить его эффективность является поворот к предотвращению. Предотвращение является важной горячей темой современных дискуссий о здравоохранении, и продвигается, в числе прочих, такими организациями как Институт предотвращения (Prevention Institute). Основная идея заключается в том, что мы можем подсчитать суммы, которые теряются из-за неэффективных стратегий предотвращения. К примеру, мы можем подсчитать, что за пять лет после принятия закона об обязательном мотоциклетном шлеме в Калифорнии, удалось сохранить сорок восемь миллионов долларов благодаря снижению прямых расходов на медицинские услуги. Другой пример: на каждого младенца, которого кормили грудью в течении минимум шести месяцев, было потрачено в среднем на полторы тысячи долларов меньше, чем на младенцев, которых кормили смесью.9 Таким образом, основное предположение (за которым стоит множество исследований) заключается в том, что умеренный подход и стратегии предотвращения могут вести к серьезному снижению расходов, перераспределению денежных вложений и качественному увеличению здоровья людей.

woz_logoДругим важным аспектом этого поворота к устойчивому здравоохранению является продвижение первичной помощи, начиная с Алма-Атинской декларации ВОЗ 1978 года, в которой делался акцент на здравоохранении на местном, общинном уровне. К примеру, предоставление вакцинации и иммунизации, поддержание чистой воды и работающих канализационных систем, планирование семьи и забота о ребенке — всё это может эффективно исполняться на местном уровне и существенно снизить потребность во вторичном здравоохранении.

Наконец, на системном уровне поворот к устойчивости предполагает повышение экологической осознанности. Согласно Джеймтону, этот поворот ведёт к минимизации ущерба людям и экосистемам, что достигается посредством включения экосистем в поле нашего внимания. Знаменитый биолог Линн Маргулис, создатель теории симбиогенеза (и жена астронома Карла Сагана), утверждает, что мы «симбионты на симбиотической планете». Современное адекватное понимание эволюции заключается в том, что это не просто эгоистическая гонка на выживание, но и взаимная поддержка; другими словами, она более коллективна, чем индивидуальна, и предполагает тесные отношения как внутривидовые так и межвидовые. Поэтому, если мы хотим продвигать устойчивое долговременное здоровье, мы обязаны принимать в расчет всю планету целиком, что предполагает наличие мироцентрического сознания. Писатель Стивен Бухнер приводит в своей книге «Потерянный язык растений»10 множество примеров того, как наше невежество в вопросах здравоохранения и гонка за окончательными решениями разрушает те экосистемы, частью которых мы являемся; и разрушение этих экосистем аукнется уже в не столь отдаленном будущем, принося нам гораздо больше вреда, чем пользы и оздоровления. В качестве одного из примеров можно привести привычку сотен миллионов людей принимать ежедневно антигистаминные (противоаллергические) препараты, противозачаточные таблетки, или болеутоляющие средства. И это невероятное количество химических соединений попадает практически без изменений в воду и почву с экскрементами и может достаточно сильно влиять на окружающие экосистемы. Это может звучать глупо или даже абсурдно, но у нас просто недостаточно данных для окончательных выводов. А те данные, которые у нас имеются11, указывают, что это может заставлять рыб менять пол, заставлять девочек раньше достигать половозрелого возраста, усиливать аллергии, и так далее.

Таким образом, интегральный подход к здоровью и здравоохранению предполагает переопределение этих понятий в позитивном ключе, а также включение в рассмотрение не только физиологических, но и культурных, и социальных, и экологических контекстов — задействование мироцентрической перспективы.

Читайте продолжение в следующей части статьи.

Примечания

  1. Согласно статье «Antibiotic Resistance: Are We Killing The Cure» (PDF) в журнале «Perspectives In Health» (2002, Vol. 7 (1)). ↩
  2. Такая позиция, например, озвучена в книге «The Ethics of Environmentally Responsible Health Care» авторов Pierce, Jameton. ↩
  3. С теорией эго-развития Джейн Лёвинджер — Сюзанны Кук-Гройтер можно ознакомиться в статье «Развитие эго: девять уровней всё большего охвата» (PDF). ↩
  4. Приглашаю желающих разобраться в этой теме изучить книгу Кена Уилбера «Интегральная психология». ↩
  5. Приводится с сокращениями. Заинтересованный читатель может найти подробное исследование этого вопроса в самой книге. ↩
  6. Green Health Care, Moderate Health Care, Primary Health Care, Primary Prevention. ↩
  7. Rene Dubos, «Man Adapting» (1980). ↩
  8. Цитата из статьи «Is a Modest Health Care System Possible?». ↩
  9. Данные взяты с сайта www​.preventioninstitute​.org ↩
  10. Stephen Buhner, «The Lost Language Of Plants: The ecological importance of plant medicines to life on Earth» (2002). ↩
  11. Исследования цитируются Стивеном Бухнером. ↩

О (само)ценности развития: Куда всё это идёт?

Говорили про ценности в жизни, и прозвучало такое мнение, что ценность — в развитии. На мой взгляд, это не совсем корректная позиция (хотя и понятная для определенного уровня психологической зрелости), поскольку она подменяет цели на средства. Развитие не является ценностью само по себе, потому что развитие — оно всегда от чего-то к чему-то; или если вам близка телеологическая и антропоцентрическая перспектива, «для чего-то».

Развитие — это факт нашего существования. На биологическом уровне, мы меняемся и филогенетически как вид Homo, и онтогенетически от сперматозоида и яйцеклетки — к взрослому индивиду. На социальном уровне от племенного строя мы меняемся к царствам и демократическим государствам (нет такого народа, где демократии не предшествовали бы цари). На культурном уровне, мы меняемся от магических верований к мифическим, к рациональным (и вероятно — пострациональным). Наконец, на психологическом уровне мы растем от зачаточной «биологической» разумности младенца к цельным взрослым личностям, обладающим комплексной психологической идентичностью.

Однако, сами по себе эти все вещи есть просто факт нашего существования — «развитие происходит» — и не несут в себе ценности. Ценность — это обратная, невидимая сторона фактов, которую нужно уметь раскрыть. Ценность — это способность придать фактам смысл, и эта способность тоже развивается как в процессе нашего индивидуального психологического взросления, так и в процессе социокультурных мутаций.

И с этой перспективы ценностью развития оказывается то, что оно на каждом из упомянутых выше уровней, или граней нашего бытия, раскрывает. Что раскрывается в процессе развития с объективной стороны, что может обладать всё возрастающей ценностью? Что раскрывается в процессе развития с субъективной, психологической, «внутренней» стороны, что может обладать всё возрастающей ценностью? И что, наконец, раскрывается в процессе развития с социокультурной стороны, что может обладать всё возрастающей ценностью?

Американский философ Кен Уилбер предлагает на эти вопросы простой и древний ответ, явившийся итогом изучения сотен последовательностей развития в разных областях жизни; ответ, который давали многие крупнейшие философы от Платона до Канта. Этот ответ: Истина, Красота и Благо.

Критерий развития как объективного процесса — получение всё больших знаний о себе и мире, в частности — продвижение вперёд наук. Т. е. ценность развития этой сферы жизни — раскрытие всё бо́льшей истины, которую, как говорят современные учёные, мы никогда не сможем узнать всю без остатка. Истины, которая даёт нам возможность становиться здоровее, перемещаться быстрее, использовать больше энергии для технологических нужд и т. п.

Критерий развития как процесса субъективного — обнаружение всё бо́льшей красоты на всё бо́льшей глубине сознания. Ценность развития этой сферы жизни знает каждый, кто обращал внимание на природу нашего сознания. Красота сознания абсолютно неисчерпаема, и можно только стремиться к тому, чтобы узнавать её всё больше и переживать её всё полнее.

Критерий развития как социокультурного процесса — это движение ко всё бо́льшему благу через мироцентрические ценности, глубину межличностного общения, экологичность и этичность поведения, сострадание и любовь.

Так что говоря о ценности развития в целом, мы подразумеваем вполне конкретные вещи: ценность раскрытия, узнавания, задействования всё бо́льшей Истины, Красоты и Блага. И самая простая проверка на интегральность моих действий — это определение того, насколько они соответствуют наибольшей степени охвата стадий развития во всех этих областях.

Это тоже я: простая феноменология единства

Оригинал текста был опубликован в журнале «Эрос и Космос» 20 февраля 2014 года

Впервые, помню, это случилось в Петергофе много лет назад, когда из кустов навстречу мне вышла на дорожку рыже-бурая белка. И ничего особенного в самом этом событии не было — белок там много, и они охотно общаются с посетителями парка, привыкшие выпрашивать орешки и семечки. И конечно, белок до этого случая я видел много раз, как видел и после. Почему именно тогда? Впрочем, не столь это и важно — почему. Но это случилось. Встретив эту рыже-бурую белку на дорожке, я явно увидел, что ничем от этой белки не отличаюсь. Не в смысле строения скелета, внешнего вида или окраса шерсти, разумеется, а по сути. Я ничем от этой белки не отличаюсь потому, что между нами в принципе нет никакой границы, чтобы можно было поставить нас рядом и сравнивать по каким-либо свойствам. Нет никаких двух.

Космос настолько един в многообразии своих проявлений, что это многообразие просто не может быть множественно. Разные образы, разные маски актера античного театра — но как сравнишь этого актера с ним самим? Это просто сам этот актер. И я стоял и смотрел на эту белку, вовлеченный в удивительный новый вихрь ощущений — то знакомое многим сильное переживание, в котором от интенсивности чувств хочется плакать и смеяться одновременно; и вот уже это происходит: слезы катятся по щекам, и безудержное веселье и смех, и я ничем от этой белки не отличаюсь, и красота, и благодарность. Красота и благодарность.

Я знал, ещё в девятом классе прочитав «Путешествие в поисках себя» Станислава Грофа, что подобные переживания называются «пиковыми». Гораздо позже я узнал, что Кен Уилбер называет подобное переживание природным мистицизмом — поскольку переживание Единства соединяет человека со всем живым, с природой.

Пиковые переживания — это интенсивные переживания в (зачастую) измененном состоянии сознания, способные повлиять на всё последующую жизнь человека. Они пиковые не только за счёт интенсивности, но и за счёт того, что они не остаются — как и другие переживания, они приходят и уходят. Но знание, полученное в момент таких переживаний, может оказаться полным глубинной ценности и красоты, наполняя жизнь пережившего подобные пики человека новым смыслом, который зачастую ощущается более настоящим и живым.

Абрахам Маслоу писал, что «любая встреча с подлинным совершенством, любое движение к подлинной справедливости, к подлинным ценностям вообще обладает тенденцией производить пиковые переживания», и более того, что такие переживания свойственны большинству людей. И одной из своих задач я вижу демистификацию мистических способов постижения мира и демаргинализацию подобных состояний, включающих, к примеру, и переживание сатори в дзэнской традиции буддизма.

Через много лет после того петергофского эпизода, я приехал из Китая в Москву в 2011 году на организованную с друзьями интегральную конференцию. В какой-то момент — сейчас уже сложно выловить точно, когда это произошло — у меня снова пропало ощущение отделённости от других. Точнее, больше не было никаких других — был только я, смотрящий сам на себя, взаимодействующий сам с собой, любящий и ненавидящий сам себя, говорящий сам с собой, играющий в понимание и непонимание сам с собой, ограничивающий и раскрывающий сам себя.

Интересно, что, если пиковое переживание при встрече с белкой длилось едва ли минуту (хотя и повлияло на всю мою жизнь), это состояние не уходило почти неделю и навсегда осталось со мной как грань прямого опыта, открытая для задействования в любой момент. Ещё одним отличием было то, что если в первом случае «я» потерялся в водовороте эмоций, то здесь эмоций практически не было — кроме непреходящего удивления реальности этого опыта (настолько же «научно-фантастического», насколько обыденного).

Подобные переживания транскультурны, то есть они не зависят от конкретной культуры, страны или традиции. И они совсем не религиозны, хотя могут быть такими. Пожалуй, точнее всего мирской, нерелигиозный опыт такого состояния описал Уолт Уитмен, непревзойденный певец Эроса, в поэме «Песня о себе»:

    Я не прошу небеса опуститься, чтобы угодить моей прихоти,
    Я щедро раздаю мою любовь.
    Чисто контральто поет в церковном хоре,
    Плотник строгает доску, рубанок у него каждый раз шепелявит
    с возрастающим пронзительным свистом,
    Холостые, замужние и женатые дети едут к своим старикам
    в День Благодарения,
    …
    Тело калеки привязано к столу у хирурга,
    То, что отрезано, шлепает страшно в ведро;
    Девушку-квартеронку продают с молотка, пьяница в баре клюет носом у печки,
    Механик засучил рукава, полисмен обходит участок, привратник отмечает, кто идет,
    Юнец управляет фургоном (я влюблен в него, хоть и не знаю его).
    Метис шнурует свою легкую обувь перед состязанием в беге,
    …
    Проститутка волочит шаль по земле, ее шляпка болтается сзади на пьяной прыщавой шее
    …
    Толпы новоприбывших иммигрантов заполняют верфь или порт,
    Курчавые негры машут мотыгами на сахарном поле,
    надсмотрщик наблюдает за ними с седла.
    …
    Счастливая жена поправляется, неделю назад родила она первенца,
    ровно через год после свадьбы,
    Чистоволосая девушка-янки работает у швейной машины или на заводе, на фабрике,
    Мостовщик наклоняется над двурукой трамбовкой,
    Быстрый карандаш репортера порхает по страницам блокнота,
    Маляр пишет буквы на вывеске лазурью и золотом,
    Мальчик-бурлак мелким шагом идет бечевой вдоль канала,
    …
    Президент ведет заседание совета, окруженный важными министрами,
    По площади, взявшись под руки, величаво шествуют три матроны,
    Матросы рыболовного смака складывают в трюмы пласты
    палтуса один на другой,
    Миссуриец пересекает равнины со своим скотом и товаром,
    Кондуктор идет по вагону получить с пассажиров плату и дает
    знать о себе, бренча серебром и медяками,
    Плотники настилают полы, кровельщики кроют крышу,
    каменщики кричат, чтобы им подали известь,
    Рабочие проходят гуськом, у каждого на плече по корытцу для извести,
    Одно время года идет за другим, и четвертого июля на улицах
    несметные толпы (какие салюты из пушек и ружей!),
    Одно время года идет за другим, пахарь пашет, косит косарь,
    и озимое сыплется наземь,
    …
    Город спит, и деревня спит,
    Живые спят, сколько надо, и мертвые спят, сколько надо,
    Старый муж спит со своею женою, и молодой муж спит со своею женой,
    И все они льются в меня, и я вливаюсь в них,
    И все они — я,
    Из них изо всех и из каждого я тку эту песню о себе.
    Я и молодой и старик, я столь же глуп, сколь и мудр,
    Нет мне забот о других, я только и забочусь о других,
    Я и мать и отец равно, я и мужчина, и малый ребенок,
    Я жесткой набивкой набит, я мягкой набит набивкой,
    Много народов в Народе моем, величайшие народы и самые малые,
    Я и северянин и южанин, я беспечный и радушный садовод,
    живущий у реки Окони,
    Янки-промышленник, я пробиваю себе в жизни дорогу, у меня
    самые гибкие в мире суставы и самые крепкие в мире суставы,
    Я кентуккиец, иду по долине Элкхорна в сапогах из оленьей
    кожи, я житель Луизианы или Джорджии,
    Я лодочник, пробираюсь по озеру, или по заливу, или вдоль
    морских берегов, я гужер, я бэджер, я бэкай,
    Я — дома на канадских лыжах, или в чаще кустарника,
    или с рыбаками Ньюфаундленда,
    Я — дома на ледоходных судах, я мчусь с остальными под парусом.
    Я — дома на вермонтских холмах, и в мэнских лесах, и на ранчо Техаса.
    Я калифорнийцам товарищ и жителям свободного Северо-Запада,
    они такие дюжие, рослые, и мне это любо,
    Я товарищ плотовщикам и угольщикам, всем, кто пожимает мне
    руку, кто делит со мною еду и питье,
    Я ученик средь невежд, я учитель мудрейших,
    Я новичок начинающий, но у меня опыт мириады веков,
    Я всех цветов и всех каст, все веры и все ранги — мои,
    Я фермер, джентльмен, мастеровой, матрос, механик, квакер,
    Я арестант, сутенер, буян, адвокат, священник, врач.
    Я готов подавить в себе все, что угодно, только не свою многоликость,
    Я вдыхаю в себя воздух, но оставляю его и другим,
    Я не чванный, я на своем месте.
    (Моль и рыбья икра на своем месте,
    Яркие солнца, которые вижу, и темные солнца, которых не вижу, —
    на своем месте,
    Осязаемое на своем месте, и неосязаемое на своем месте.)
    Это поистине мысли всех людей, во все времена, во всех странах,
    они родились не только во мне,
    Если они не твои, а только мои, они ничто или почти ничто,
    Если они не загадка и не разгадка загадки, они ничто,
    Если они не столь же близки мне, сколь далеки от меня, они ничто.
    Это трава, что повсюду растет, где есть земля и вода,
    Это воздух, для всех одинаковый, омывающий шар земной.

Конечно, такое переживание весьма субъективно и сложно поддаётся объективному исследованию и оценке — исследованию того, насколько оно «полезно» или «вредно», — однако ценность и глубина его очевидна изнутри, в прямом опыте. Попробуйте почувствовать, как этим жил изнутри Уолт Уитмен, чтобы написать подобные строки?! И как этим жила Мать Тереза, чтобы поведать всем о её столь удивительном опыте единства?

    Иисус — Жизнь, чтобы прожить ее.
    Иисус — Любовь, чтобы любить ее.
    Иисус — радость, чтобы поделиться ею.
    Иисус — мир, чтобы дать его.
    Иисус — голодный, чтобы накормить его.
    Иисус — жаждущий, чтобы напоить его.
    Иисус — нагой, чтобы одеть его.
    Иисус — бродяга, чтобы принять его.
    Иисус — больной, чтобы ухаживать за ним.
    Иисус — одинокий, чтобы полюбить его.
    Иисус — изгнанник, чтобы принять его.
    Иисус — прокаженный, чтобы омыть его язвы.
    Иисус — бездомный, чтобы улыбнуться ему.
    Иисус — пьяница, чтобы выслушать его.
    Иисус — сумасшедший, чтобы защитить его.
    Иисус — малыш, чтобы обнять его.
    Иисус — слепой, чтобы проводить его.
    Иисус — немой, чтобы говорить за него.
    Иисус — калека, чтобы вывести его на прогулку.
    Иисус — наркоман, чтобы прийти ему на помощь.
    Иисус — проститутка, чтобы поддержать ее.
    Иисус — заключенный, чтобы посетить его.
    Иисус — старик, чтобы служить ему.
    Для меня Иисус — мой Бог.
    Иисус — мой супруг.
    Иисус — моя жизнь.
    Иисус — моя единственная любовь.
    Иисус — моё Всё во всём.

Конечно, тот тип единства, о котором говорит Мать Тереза, — это уже не просто природный мистицизм, и дело здесь не только в религиозной интерпретации и христианской перспективе. В случае природного мистицизма «я» растворяется во всём сущем, сливается с миром форм, со всей жизнью. Здесь происходит иное — соединение с сознанием высшего порядка, когда перспектива меняется не просто «горизонтальным» расширением, но «вертикальным» превосхождением. В таком опыте единства Мать Тереза уже не просто одно целое с уитменовской проституткой, но одно целое с Иисусом — её жизнью, её «всём во всём», который есть «проститутка — чтобы поддержать её». Уилбер называет этот тип единства божественным мистицизмом.

Вот как об этом пишет Руми, суфийский поэт-мистик:

    Что делать мне, правоверные? Я не узнаю себя.
    Я ни христианин, ни иудей, ни волхв, ни мусульманин.
    Ни с Востока, ни с Запада. Ни с суши, ни с моря.
    Ни от жителей подземелий, ни от ангелов небес,
    Ни от земли, ни от воды, ни от воздуха, ни от огня;
    Ни с трона, ни от сохи, от существования, от бытия;

    Не рожденный в Китае, Саксонии или Болгарии;
    Не из пятиречья Индии, не из Ирака или Хорасана;
    Не от этого мира, не от иного: ни из рая, ни из ада;
    Мой род не от Адама и Евы, не из Эдема с его архангелом;
    Мое место — безместно, мой след — бесследен.
    Ни тело, ни душа; все — жизнь моего Возлюбленного.
    Я вышел из дуальности, я видел, что два мира суть Один.
    Одного я ищу, Одного я знаю, Одного я вижу, Одного я зову.

Примеры таких переживаний, как было отмечено выше, можно найти во многих традициях и культурах, как религиозных, так и мирских, поскольку они в принципе присущи человеку. В буддийской традиции чань-дзэн указывается, что сатори, яркий опыт пробужденного сознания, может быть спровоцирован самыми обыденными вещами — звуком дождя, кружением снега, зеленью листа… Чем угодно, вплоть до столь простых физических ощущений как касание ногой пола или трения холодного воздуха в ноздрях при вдохе. Из каких ощущений состоит ваш опыт прямо сейчас?

Впрочем, хотя этот опыт может быть спонтанным (и часто таковым и бывает в мирском контексте), мистики Востока и Запада на протяжении тысяч лет разрабатывают методы его сознательной активации. И действительно, красота и ценность такого опыта настолько очевидна, что не вызывает ни толики сомнения — его стоит пережить! В случае с традицией дзэн мы имеем дело уже не с природным мистицизмом, и даже не с божественным мистицизмом, но с мистицизмом недвойственным, где переживается единство формы и содержания, невежественного и пробужденного сознания, имманентного и трансцендентного. Догэн, великий средневековый мастер дзэн, даёт весьма конкретное указание к практике:

    Просто пойми, что-то, что ты видишь прямо сейчас, — это Будда. Если ты таким образом продолжаешь улучшать свой различающий ум и основополагающее отношение в соответствии с наставлениями своего мастера, то естественным образом станешь единым целым с Путём.

Просто пойми! 😉

Танатос и Космос

Оригинал текста был опубликован в журнале «Эрос и Космос» 7 февраля 2014 года

При чтении некоторых материалов журнала «Эрос и Космос», и в частности — моих статей, может сложиться впечатление, что мы делаем акцент на самопревосходящем принципе эволюции Космоса1, который мы называем Эросом. Это, однако, было бы весьма однобоким пониманием, и в этой небольшой статье передо мной стоит задача дать введение в более взвешенную позицию, которая способна учесть диалектику развития и разрешить напряжение диалектической динамики через синтез дихотомии2 Эроса и Танатоса в недвойственном союзе3.

Вначале предложу определения тех понятий, с которыми мы имеем дело. Эрос, как было отмечено выше, это сила самотрансценденции, самопревосхождения, становления Космоса и отдельных его феноменов, стремления к большей целостности. Выдающийся философ эволюции, астрофизик Эрих Янч определял эволюцию как «самореализацию путем самотрансценденции». Танатос, напротив, это влечение к саморазрушению, энтропии, разложению и дезинтеграции. Эти термины использовал Фрейд для описания основных принципов функционирования человеческой психики. Тема Танатоса, впрочем, была заявлена Фрейдом в его поздних работах4 и не нашла своего полного развития. Дальнейшее исследование темы влечения к саморазрушению (и соответствующего ему страха саморазрушения) мы находим, среди прочих, в исследованиях Отто Ранка и Эрнеста Беккера5, а также в книгах «Проект Атман» и «Восхождение из Эдема» философа Кена Уилбера.

В чём же заключается эта диалектическая динамика двух влечений — стремления к жизни и стремления к смерти, и почему рассмотрение только лишь Эроса без Танатоса я назвал выше однобоким?

Отношения жизни и смерти всегда были в центре внимания мыслителей, философов и практиков созерцания, и взгляды их на эти отношения не всегда совпадали. Скажем, Джозеф Кэмпбелл, исследователь мифов человечества, в своей книге «Тысячеликий герой» приводит слова иторика Арнольда Тойнби, автора фундаментального исследования законов подъема и гибели цивилизаций:

[Р]аскол души, раскол общества не может быть разрешен никакой схемой возврата к добрым старым временам (архаизм) или программами, обещающими построение идеаль­ного предполагаемого будущего (футуризм), ни даже самой реалистичной, практической работой, направленной на то, чтобы снова сплотить воедино распадающиеся элементы. Толь­ко рождение может победить смерть — рождение, но не возрождение старого, а именно рождение нового. В самой душе, в самом обществе — чтобы продлить наше существование — долж­но длиться «постоянное рождение» (палингенез), сводящее к нулю непрерывное повторение смерти.

Как мне кажется, это довольно классическое «решение» проблемы — а именно, бегство от смерти при помощи жизни, постоянного её возобновления. Более того, предполагается, что это каким-то образом «сведёт смерть к нулю», или по крайней мере, преобразит жизнь так, что она станет на самом деле ценной. Действительно, мотив превосхождения смерти за счёт полноценной жизни звучит всю историю человечества6, и всё же это решение остаётся половинчатым и, в конечном итоге, не несущим абсолютного избавления. Упомянутый выше Эрнест Беккер подробно исследовал страх смерти, а Уилбер — избегание, и это именно то столь сильное и столь обманчивое желание постоянного рождения, которое в своей книге «Проект Атман» он называет Эросом, или «онтологическим голодом».7 Ирония ситуации заключается в том, что онтологический голод не может решить проблему смерти — он может её только избегать, если не признает своей истинной природы. И для того, чтобы узнать истинную природу жизни, не нужно, как уверяют мистики, ходить далеко; достаточно прямо и не увиливая смотреть в сердцевину любых дихотомий.

Oнтологический голод не может решить проблему смерти — он может её только избегать, если не признает своей истинной природы

Даже используемый Тойнби термин «палингенез», понимаемый как он есть, может прямо указать нам на истинное положение смерти. Палингенез — это термин, который употребляется в равной степени в теологии, биологии и геологии. В теологии он означает воскрешение и трансформацию, а в биологии — повторение в развитии зародыша нового существа определенных этапов эволюции вида. Но чтобы воскреснуть, необходимо умереть; чтобы новое существо могло частично повторить в своём развитии эволюцию вида, миллионам предков необходимо умереть в процессе закрепления именно такого типа развития. Другими словами, постоянное рождение предполагает и утверждает постоянную смерть!

Один из самых авторитетных психологов развития, гарвардский исследователь Роберт Киган описывает развитие как процесс расширения «я», в котором всё то, чем я был на предыдущей стадии, становится лишь частью меня нового. И это неизбежным образом предполагает выход за пределы себя, выход за пределы своей жизни, в прямом смысле слова: субъект превратился в объект (нового субъекта). То, как я сознавал себя изнутри, мне более недоступно; теперь мне доступно новое субъективное сознавание, а прошлая субъективная целостность стала лишь одним из объектов-частей моего нового, более расширенного поля восприятия.

Для рождения следующего необходима (субъективная) смерть текущего. Именно поэтому Уилбер заявляет нечто парадоксальное: истинный смысл Танатоса — трансценденция, превосхождение. Ведь с точки зрения пробужденного сознания8,

Нигде нет никаких радикально отдельных сущностей… Граница между субъектом и объектом, в конечном счете, иллюзорна. Следовательно, эту границу между самостью и другим приходится постоянно воссоздавать в каждый текущий момент — по той простой причине, что она вообще не является реальной. В то же время, простая сила реальности, «тяга» Целого, в каждое мгновение пытается прорвать эту границу. И этой силой является Танатос. Пока индивид постоянно воссоздает свои иллюзорные границы, реальность столь же постоянно устраивает заговор, чтобы их разрушать. Таков Танатос, и его действительным значением является трансценденция.

Но ведь до этого мы говорили, что трансценденция — это Эрос 9? Верно, как драйв к становлению, Эрос безусловно несёт в себе трансцендентный заряд, однако если становление это предполагает избегание смерти, избегание Танатоса, то оно остаётся лишь становлением в новой и новой форме, без восхождения к новому смыслу. Если же новое становление объемлет смерть, появляется возможность восхождения к предельному смыслу.

Не избегать смерти?! Не предлагает ли автор срочно всем броситься лишать себя жизни? Совсем нет! Для начала, просто задуматься. Словами Руми:

Мы вечно суетимся, убегаем,
И тем спастись и скрыться полагаем, —
Но от кого? Задумайся на миг:
От Бога? Или от себя самих?

Задуматься, тем не менее, недостаточно. Должна произойти некая реализация, чтобы трансцендентный драйв поднял нас к новой глубине божественного смысла. Первый шаг подобной реализации хорошо описал в книге «Норвежский лес» блестящий современный исследователь тонких миров, писатель Харуки Мураками: «Смерть — не полярная жизни субстанция. Смерть изначально существует во мне. И как ни пытайся, устраниться от нее невозможно». Почему это не просто очередная мысль? Ключ — в парадоксе «не полярности» жизни и смерти; такой парадокс невозможно понять — в него можно только прозреть10.

Углубить это прозрение, сделать второй шаг мы можем вместе с Николаем Кузанским:

Христос пошел на смерть, чтобы вместе с ним воскресла к вечной жизни человеческая природа и животное смертное тело стало духовным и нетленным. Истинный человек мог быть только смертным, и он мог поднять смертную природу к бессмертию только после того, как смерть сняла с нее смертность.

Истинный человек может быть только смертным, ведь Танатос — неотъемлемая часть пробуждения к Духу. Эрос как самопревосхождение Космоса, не может функционировать без Танатоса. И вопрос только в том, есть ли ещё и третий шаг? Практики созерцательных дисциплин в один голос уверяют, что есть, хотя способы выполнения этого шага отличаются в разных традициях.

Десять лет назад основным моим учителем был Нисаргадатта Махарадж, простой продавец сигарет из Бомбея и знаменитый пробужденный мастер. Но тогда я воспринимал его слова скорее интеллектуально и не понимал, что каждое его указание является, на самом деле, приглашением к серьезному созерцательному исследованию. Он учил: «Найдите того, кто присутствовал при вашем рождении и будет свидетелем вашей смерти», и если это случится — вы постигнете, что всегда находились за пределами жизни и смерти.

То, что мы считаем неизбежным, — родиться и умереть — для Постигшего лишь способ выражения движения Неподвижного, изменения в неизменном, конца в бесконечном. Для Постигшего очевидно, что ничто не рождается и не умирает, ничто не длится и ничто не изменяется, всё такое, какое оно есть, — вечно.

И в этом заключается начало и конец Эроса и Танатоса, становления и разрушения, и их вечное и незыблемое единство.

Примечания

  1. Вслед за Кеном Уилбером, мы называем Космосом с большой буквы всю совокупность вообще всего, включающего в себя не только материальный космос с звездами и галактиками, но и сознание, дух, и все внутренние феномены, не видные в телескоп. ↩
  2. Дуальной пары. ↩
  3. Классическая гегельянская триада: тезис-антитезис-синтез. ↩
  4. «Очерк психоанализа», 1940. ↩
  5. Наибольшую известность Беккеру принесла его книга «Отрицание смерти» («The Denial of Death», 1973). ↩
  6. Сродни высказыванию Марка Аврелия о том, что «не смерти должен бояться человек. Он должен бояться никогда не начать жить»; или высказыванию Альбера Камю о том, что «вечное возвращение предполагает примирение со страданием». ↩
  7. Следует отметить, что Уилбер в более поздних работах отошел от понимания Эроса лишь как психологического влечения к целостности, вечно обреченного искать ложную замену истинной целостности — единству самости и Духа. Подробнее об этом — см. примечание 9. ↩
  8. Т.е. сознания единства, на протяжении тысяч лет детально документируемого практиками созерцательных традиций Востока и Запада. ↩
  9. В более поздних работах Уилбер определяет Эрос как маскулинный аспект Духа-в-действии (феминный аспект он называет Агапэ), и в этом более новом понимании, мы могли бы сказать, соединяются оба наши предмета исследования — Эрос и Танатос, оба как символы трансценденции, стремления Духа к истинному самопревосхождению и самовозвращению. Что касается Танатоса, в более поздних работах он понимается именно как патологическое стремление к возврату в более низкие стадии развития, в противоположность Агапэ, которая не возвращается в более низкие стадии, но объемлет, включает их. В этом эссе мне было интересно обратиться к значению Танатоса не как простого страха смерти, но именно как к неотъемлемой грани процесса развития и движения к Духу. Эта грань Танатоса разбиралась Уилбером только в ранних работах — «Проекте Атман», «Восхождении из Эдема», а также в книге «Очи познания», которая вскоре будет издана на русском языке. ↩
  10. Александра Никулина в своём эссе «Открытая тайна» глубоко и красиво исследовала этот вопрос. ↩

Так ли двойственен ранний буддизм?

Оригинал текста был опубликован в журнале «Эрос и Космос» 27 января 2014 года.

Классическое представление об эволюции буддийской мысли и практики описывает более раннюю школу, тхераваду, как двойственное учение, в котором освобождение заключается в переходе из сансары (обусловленной реальности) — в нирвану (реализацию полного угасания); в то время как школы махаяны1, как считается, представляют традицию недвойственной реализации (в особенности это касается секты чань-дзэн и линий передачи тибетских учений махамудры и дзогчен), в которой постулируется нераздельность и неотличность сансары и нирваны.

В процессе теоретического и практического постижения учения тхеравады, я пришел к пониманию, что это представление не совсем корректно.

Да, действительно, принципиальная позиция тхеравады, её отправная точка, заключается в том, что для омраченного ума, съедаемого пожарами жадности, отвращения, гордыни и прочих «загрязнений»2, существование дихотомий необходимо, чтобы отличить правильное от неправильного, хорошее от плохого, умелое от неумелого, здоровое от нездорового, и так далее. Соответственно, эти дихотомии указывают на путь превосхождения омраченного состояния, в котором присутствует страдание и неудовлетворенность, в то время как в неомраченном состоянии происходит реализация их отсутствия. Однако эта позиция скорее эпистемологическая, нежели онтологическая.

В процессе сознавания, неделимый поток жизни делится из неведения на субъекта и воспринимаемые и присваиваемые им объекты

Бхиккху Бодхи, известный учёный-практик тхеравады и один из основных переводчиков палийского канона на английский язык, в своём эссе «Дхамма и Недвойственность» (1998), пишет:

Учение Будды, которое мы находим в Палийском каноне, не утверждает философию недвойственности какого-либо типа; я бы добавил, что недвойственная перспектива не содержится также и в скрытой форме в учениях Будды. В то же время, однако, я не стал бы утверждать, что палийские сутты предполагают дуализм, видение двойственности как некой метафизической гипотезы.

Таким образом, двойственность для тхеравады — не метафизическая данность. Более того, даже как эпистемологическая позиция, она свойственна только, как было упомянуто выше, омраченному сознанию. Неомраченное же состояние сознания, характеризуемое мудростью и вниманием-сознаванием, вполне недвойственно. Об этом просто не говорится в таких терминах. Но если начать разбираться (изучая и практикуя), это становится вполне очевидно.

Одним из корневых заблуждений, снова и снова постулируемых Буддой в палийских суттах, является представление о независимом цельном «я», которое из неведения присваивает себе части потока жизни, разделяя реальность на «я» и «не я», «моё» и «не моё». Где же происходит такое присвоение? Где создаётся это я-представление, питающее разделенность, двойственность и неудовлетворенность?

В своих наставлениях Будда никогда не проповедовал, как устроен мир. Напротив, он всегда подвергал критике стремление узнать, «как всё устроено». С другой стороны, он всегда учил тому, как в человеке появляется страдание и неудовлетворенность; это учение называется патичча-самуппада, или причинное совозникновение. В этом причинном совозникновении задействовано двенадцать звеньев3:

Невежество -> Обуславливающие сознание отпечатки прошлой кармы (санскары) -> Сознание -> Ментальные и физические феномены в потоке сознавания -> Шесть чувств (классические пять + ум) -> Чувства -> Стремление обладания/отталкивания -> Цепляние -> Становление новой кармы -> Новое рождение -> Страдание и неудовлетворенность4

Хотя корневой причиной страдания, согласно этой схеме (и учению Будды в целом), можно назвать невежество, фактически, оно даёт свой плод (т. е. искажение правильного видения вещей «такими, как они есть» — ятхабхута) лишь после стадии возникновения чувств. До определенного момента всё происходит просто как происходит: возникают физические и ментальные феномены; возникает их сознавание; возникают приятные и неприятные чувства.

С момента возникновения чувств, однако, процесс обретает явный личный характер — появляется стремление обладания/отталкивания (которое, очевидно, имеет смысл только при наличии того, кто хочет это делать, и того, что хочется притянуть или оттолкнуть). Как пишет известный исследователь буддизма Дэвид Калупахана: «Сразу же после [возникновения] чувств (ведана), процесс восприятия становится таковым между субъектом и объектом… Это знаменует вторжение эго-сознания, которое формирует весь последующий процесс восприятия».5

Таким образом, в процессе сознавания, неделимый поток жизни делится из неведения на субъект и воспринимаемые им (и присваиваемые/отталкиваемые им) объекты, в то время как культивация концентрации, внимательности и мудрости приводят к тому, что данное разделение понимается и распознается в каждом акте познания как иллюзорное, позволяя потоку жизни течь в чистоте и красоте ежемоментного недвойственного сотворения.

Примечания

  1. Включающую в себя как дальневосточный буддизм Китая, Кореи и Японии, так и буддизм ваджраяны — буддизм Тибета, Монголии и Бурятии. ↩
  2. Называемых килесы, или клеши. ↩
  3. Исследователи утверждают, что в раннем досектантском буддизме использовалось меньшее количество звеньев. Для этой статьи это не является принципиальным. ↩
  4. Желающим исследовать вопрос причинного совозникновения можно порекомендовать четыре лекции Ньянатилоки Махатхеры, озаглавленные «Fundamentals of Buddhism» (2005). Учение Будды о причинном совозникновении является одним из наиболее главных и сложных для понимания вопросов. Я ни в коем случае не претендую на доскональное его понимание, и рассматриваю его только в ключе темы данной статьи. ↩
  5. David Kalupahana, «Causality: The Central Philosophy of Buddhism» (1975). К такому же выводу приходит Bhikkhu Ñanananda, в книге «Concept And Reality In Early Buddhist Thought» (1971), а также Tse-fu Kuan, в книге «Mindfulness In Early Buddhism» (2008). ↩

Эротическая идеология и инструменты интегрального освобождения

Оригинал текста был опубликован в журнале «Эрос и Космос» 27 ноября 2013 года

Представленный ниже текст я вижу как своего рода манифест этого журнала. Он определяет цель, функцию и способы существования такого исторического феномена как «Эрос и Космос». Он указывает на основные моменты лишь в сжатом виде, оставляя задачу раскрытия множества упоминаемых тем в последующих статьях — через исследования философии и психологии, социологии и антропологии, политики и экономики, религии и духовности, культуры и технологии. Он провозглашает главенство не содержания, но метода, способа взаимодействия с любым содержанием; метода, по нашему мнению, наиболее адекватного вызовам современности, укорененного во вневременном, основанного на прошлом и задействующего будущее; метода, позволяющего наиболее целостным образом способствовать динамическому развертыванию постоянного освобождения человека и общества в нашем эротическом движении к трансцендентному. Эта статья в самом общем виде раскрывает идеологические основы такого метода.

Социокультурная общность невозможна без идеологии. Идеология может быть основана на магических, мифических, рациональных, плюралистических, интегральных или иных принципах, но она всегда есть там, где есть общество, т. е. там, где есть отношения между людьми. Общество любого размера, от микро- до макро-, естественно регулирует отношения между своими членами с помощью определенных культурных практик, завязанных на доминантное мировосприятие и мировоззрение большинства. А точнее, мировосприятие и мировоззрение пассионарного меньшинства, распространяющего свою агенду на всех членов общества, поскольку большинство в любом случае будет некритически следовать агенде меньшинства, покуда она покрывает самые базовые их потребности (и отсылает, в то же время, к ценностям более высоким, чем их текущие).

Проблеме взаимоотношений пассионарного меньшинства и некритического большинства посвящены тысячи книг, от самых древнейших сочинений человечества и до самых современных: конфуцианские и легистские трактаты Китая, макроисторическая метафизика Ибн-Халдуна, сочинения Платона, «Государь» Макиавелли, гегельянская эволюция Духа, философия марксизма, деконструктивный подход постмодерна. Все они (включая, разумеется, и религиозные традиции) предлагали свой взгляд на вопрос идеологий, вопрос адекватности и нормативности мировоззрений.

Одновременно с просвещенным меньшинством, эту же задачу — определение нормативности идеологии — решало и большинство, ведь человеческое существование невозможно без мировоззрения, а мировоззрение подразумевает нормативность (предписывающие критерии). Столкновение и взаимопроникновение мировоззрений двух и более людей рождает бытовую идеологическую общность, т. е. соединение описаний реальности и предписаний по адекватному этим описаниям поведению:

  • Муж — глава семьи… а значит, жена должна подчиняться.

  • Мы рождены в грехе… а значит, должны исправиться.

  • Всякая власть — от Бога… а значит, всякая власть — божественна.

  • Цель — гармония… а значит, нужно определить, как гармония нарушается.

  • Цель — развитие… а значит, нужно определить, откуда и куда.

Множество практик описания-предписания рождает множество микро- и макрокультурных привычек. И там, где соединяются мировоззрения нескольких людей, патологии и искажения неизбежны. В 20-м веке вопрос идеологий, в связи с кошмаром тоталитарных диктатур, встал как никогда остро. Психологи, философы, социальные критики пытались определить отношения идеологии и общества. Мишель Фуко предложил видение, в котором любая идеология — тоталитарна по определению (… а значит, все идеологии — зло). Однако, в такой позиции заключено перформативное противоречие (в терминологии философа Юргена Хабермаса), т. е. слепое пятно некритического отношения к своей собственной идеологии; ведь идея о том, что любая идеология — тоталитарна, сама по себе является тоталитарной (потому что отвергает любые другие идеи об идеологиях).

Любая критическая теория направлена на человека и его окружение в историческом контексте, и служит эмансипации, освобождению человека

Совсем другой подход к идеологиям предлагается критической теорией (в широком смысле), и журнал «Эрос и Космос», вне всякого сомнения, принадлежит именно к этой традиции.

Стэнфордская энциклопедия философии говорит о критической теории следующее:

Она должна быть одновременно объясняющей, практической и нормативной. Она должна уметь объяснить проблемы современного общества, определить действующие лица для его изменения, и предоставить ясные нормы своей критики и достижимые практические цели по социокультурной трансформации.

По определению одного из основателей Франкфуртской школы Критической теории, Макса Хоркхаймера, критическая теория общества своим объектом выбирает «человеческих существ как производителей своих собственных исторических форм жизни».

Другими словами, любая критическая теория направлена на человека и его окружение в историческом контексте, и служит эмансипации, освобождению человека. Так, постулируется историчность, а значит, неизбежность постоянной социокультурной трансформации, и задача любой истинно критической теории заключается в том, чтобы эта социокультурная трансформация вела к освобождению, а не к подавлению. Идеология освобождения, не идеология подавления.

Стэнфордская энциклопедия философии добавляет:

В противовес кантианскому трансцендентальному анализу условий рациональности, критическая теория предлагает не необходимое, а гипотетическое знание; не априорное, а эмпирическое; не однозначное, а фальсифицируемое (по критерию Карла Поппера — авт.). Тем не менее, она изучает универсальные структуры и условия, и поднимает универсальные, хотя и опровергаемые вопросы практического разума.

Также, и это важнейший принцип, действующий на территории журнала «Эрос и Космос», подлинная критическая теория должна соединять, а не разъединять, различные полюса философии и социальных наук: объяснение и понимание, структуру и действие, регулярность и нормативность. Для достижения этого соединения, критическая теория пользуется множеством наук и научных методов. В Интегральной теории американского философа Кена Уилбера этот подход называется интегральным методологическим плюрализмом: если человека и общество в их историческом контексте невозможно объяснить (и тем более — определить нормативность развития) с помощью лишь одной или нескольких областей знания, то необходимо задействовать максимально широкий спектр таких знаний, а также предоставить критическую структуру для их интеграции в единонаправленное множество. Единонаправленное, разумеется, в сторону освобождающей трансформации человека и общества.

Только критический подход может дать нам необходимое пространство для осмысления науки человеческого освобождения в контексте исторического процесса, разворачивающегося прямо здесь и сейчас

Я полагаю, что в любом мировоззрении, в любой идеологии (светской и религиозной), исторически возникшей в том или ином обществе, присутствует эмансипаторный, освобождающий заряд. Однако, согласно принципам диалектики, каждый новый виток развития мировоззрений неизбежно влечёт за собой и подавляющий, тоталитарный заряд, и только критический подход может дать нам необходимое пространство для осмысления науки человеческого освобождения в контексте исторического процесса, разворачивающегося прямо здесь и сейчас.

Даже такая противоречивая идеология как тоталитаризм 1, понимаемая критически — т. е. в контексте исторического процесса и актуальности волн развертывания социокультурных привычек человечества, — ставит своей целью именно гармонию и эмансипацию. Гармония достигается за счёт корректного определения отношений человека и государства (человек не является самоценным целым, а только лишь частью целого, которым является государство), и соответствующего этому определению действия. Разумеется, фундаментальная ошибка тоталитарной идеологии заключается в представлении человека лишь частью, а государства — лишь целым. Как блестяще показал философ Артур Кёстлер, и человек и государство являются холонами, т. е. одновременно и частью и целым, и сведение часть/целостности холона лишь к одной из его граней неизбежно влечёт патологии. Например, в то время как для тоталитаризма характерно представление о человеке лишь как о части, для анархизма характерно скорее представление о человеке лишь как о целом, что тоже является грубым редуцированием полноты нашего бытия.

Критическое осмысление позволяет нам не только понять последствия патологического проявления таких идеологий, но и увидеть структурные психологические принципы их появления 2 и эмансипирующую логику, стоящую за ними.

Из множества социокультурных привычек, появление и закрепление которых человечество свидетельствовало на протяжении своей истории, основными являются магическая, мифическая и рациональная волны. Магическое мировоззрение, возникающее в контексте конкретного мышления (согласно выдающемуся психологу Жану Пиаже), даёт рождение магической же идеологии: наш предок — Орёл (в прямом смысле); икона — исцеляет (т.е. сам предмет наделён магической силой); видение о смерти врага — влечёт реальную смерть врага; и т. п. Вера конкретна и основана на клановых поверьях (рассказах). Свои и чужие в такой идеологии делятся по принципу родства, поэтому магическое мировоззрение в своей полной форме не живёт дальше клановых сообществ и племён, переходя в более крупные социальные структуры лишь в виде теней (например, в виде суеверий).

В определенных обществах, магическое мировоззрение перешло в мифическое, которое, сопутствуя раннему формальному мышлению, дало мифическую идеологию. Вера основана на мифе; из рассказов слагаются эпосы; свои и чужие делятся уже не по клановому принципу, а по принципу принадлежности к мифу (религии, страны). Согласно Хабермасу и Уилберу, поскольку формальное мышление стремится к универсальности и мироцентризму, мифические общества стремились навязать свою универсальность как можно более широкому числу людей — в этом состояла их агенда освобождения. В частности, именно так проявляется идеология тоталитаризма, обсуждаемая выше.

Сейчас мы живём в эпоху диктатуры рационального дискурса и философии модерна. И хотя и магическое и мифическое всё ещё живут рядом с нами и в нас, и мы свидетельствуем патологическую динамику мифического (в частности, проблему фундаментализма и терроризма), мы как носители рационального дискурса обязаны видеть не только патологии, но и освобождающую идеологию этих мировоззрений (в том числе, мифической религиозности). Они — неизбывная часть нашей истории.

Мы провозглашаем превосхождение и включение, интегральный методологический плюрализм, постметафизику, трансдисциплинарность и транскультурность нашими ведущими принципами, нашими критическими методами и нашей идеологией

Диалектика развития показывает, что каждый новый виток эволюции порождает одновременно как решения проблем предыдущих стадий, так и новые проблемы, которые можно разрешить только со следующей стадии. И как зрелое рациональное может увидеть не только проблемы, но и достоинства мифической стадии, так и зрелое пострациональное может увидеть не только проблемы, но и достоинства современности (= модерна).

Рациональное мировоззрение, идущее рука об руку с развитым формальным мышлением, рождает рациональную идеологию, идеологию Просвещения, которая дала миру столь много, от свобод и равенства мужчин и женщин, сексуальных меньшинств, людей разных рас и религий, и до самолётов и антибиотиков. Проблема возникает тогда, когда научный метод познания переходит в сциентизм и веру в то, что всё можно узнать с помощью микроскопа и решить с помощью квантифицирования: сведения качества к количеству, смысла — к форме, значения — к числу.

Словами Хоркхаймера и Адорно («Диалектика Просвещения. Философские фрагменты», 1969):

Мы нисколько не сомневаемся в том… что свобода в обществе неотделима от просвещающего мышления. И тем не менее мы полагаем, что нам удалось столь же отчетливо осознать, что понятие именно этого мышления, ничуть не в меньшей степени чем конкретные исторические формы, институты общества, с которыми оно неразрывно сплетено, уже содержит в себе зародыш того регресса, который сегодня наблюдается повсюду. Если Просвещение не вбирает рефлексию этого возвратного момента в себя, оно выносит самому себе приговор.

Как было сказано выше, диалектическая природа мифического видна только с рационального, а диалектическая природа рационального — с пострационального. Однако, нужно очень внимательно отнестись к тому, что мы называем пострациональным. И если под пострациональным мы понимаем идеологию постмодерна, мы совершаем большую ошибку. Журнал «Эрос и Космос», по мере своих сил и понимания, будет стремиться отмежеваться от дискурса постмодерна в стремлении продвинуть агенду настоящей пострациональности.

Как показывают (признавая и его огромные заслуги) многие критики постмодерна, от Уилбера и Хабермаса, и до выдающегося аргентинского философа, историка и теолога Энрико Дюсселя, постмодерн (т.е. дискурс постсовременности) является на самом деле стадией зрелого модерна. Исследуя проблему европоцентризма и интеркультурных отношений, Дюссель («Трансмодерн и межкультурность: Интерпретация с перспективы философии освобождения», 2004) рефлексирует на положение современных азиатских и латиноамериканских культур:

Поскольку они не являются культурами модерна, они не могут быть и постмодерновыми. Они одновременно домодерновые (старше модерна), современные модерну, и вскоре станут современными трансмодерну. Постмодернизм является заключительным этапом современной европейской/североамериканской культуры, «ядром» модерна. Китайские или ведические культуры никогда не смогут быть европейским постмодерном, но являются чем-то совсем иным в результате своих конкретных корней.

Соответственно, постмодерн просто по определению не может предложить адекватных инструментов осмысления современного положения человека в контексте множества социокультурных привычек человечества, как и не может предложить адекватные описывающие/предписывающие практики по гармоничному развитию и освобождению человека как «производителя своей собственной исторической формы жизни».

В противовес постмодерну Дюссель выдвигает концепцию трансмодерновости (или транс-современности). Транс-современность предлагает подход, принципиально отличный как от универсальной освободительной идеологии модерна, так и от плюралистической идеологии постмодерна, зовущей к эклектике и деконструктивному релятивизму. В моём понимании, транс-современность призывает к критической археологии и критической генеалогии, т. е. к дальнейшей эволюции фукодианских методов исследования исторической уникальности наших социокультурных дискурсов и их отдельных практик во всей их множественности.

Журнал «Эрос и Космос» всецело присоединяется к этой агенде, продвигая транс-современный (в контексте эволюции социокультурных мировоззрений, археологически определенной выше) и транскультурный освободительный дискурс. Это совсем не то транскультурное, которое ищет компромисса между разными культурами и мировоззрениями — такой компромисс есть только в том самом «выхолащивании» бытия, сведению его к плоской схеме, которая как раз и будет лишена всяческого индивидуального и культурно-специфического. Такой компромисс будет лишь вызывать «вне-культурность», столь же лишенную смысла, как вне-телесность. Пока мы в теле, в мире, в опыте — мы в культуре. И транс-культурное, транс-современное, укорененное в контексте всего исторического процесса 3, льётся изнутри нашей обусловленности телом, психикой, культурой и социумом, не отрицая её, но активно задействуя.

Таким образом, мы продвигаем, с одной стороны, информацию и трансформацию русскоязычной культуры интегративными подходами и перспективами из мирового наследия досовременности, современности, постсовременности и транс-современности, а с другой — заново обретаем свои собственные культурно-исторические истоки и, тем самым, вооружаемся инструментами, при помощи которых мы могли бы внести русскую интегральную мысль и действие во всемирный диалог светских и религиозных культур, перспектив и подходов.

Мы провозглашаем превосхождение и включение, интегральный методологический плюрализм, постметафизику, трансдисциплинарность и транскультурность 4 нашими ведущими принципами, нашими критическими методами и нашей идеологией, направленной на освобождение человека и общества в контексте диалектического социокультурного развития.

Таким образом, на территории журнала «Эрос и Космос» мы прагматически задействуем образ будущего, в котором интегральный методологический плюрализм, постметафизика, трансдисциплинарность и транскультурность становятся ведущими принципами социокультурных, экономических и политических практик человечества, становятся ведущими принципами науки, технологии и духовности, и служат на благо мира, динамически корректируя себя через критические петли обратной связи. Такой образ будущего является одновременно и нашей целью, и нашим методом.

Мы стремимся к чистому воплощению Вечного Духа в сиянии наших душ и нашего разума, и провозглашаем своей целью освобождение и счастье всех живых существ.

Приглашаем всех заинтересованных авторов к участию в этом проекте. Пишите нам на editors@eroskosmos.org

Примечания

  1. T.е. полный контроль государства над всеми аспектами жизни человека и общества; согласно Муссолини: «всё в рамках государства, ничего вне государства, ничего против государства». ↩
  2. К примеру, согласно Уилберу, способность видеть холоны, т. е. часть/целую сущность всех феноменов, появляется лишь при достижении определенной психологической зрелости. ↩
  3. Весь исторический процесс включает в себя и эволюционный аспект развертывания социокультурных привычек, или волн, и множественность линий, или потоков, этого процесса. ↩
  4. Все эти понятия будут постоянно осмысляться и переосмысляться на страницах журнала. ↩

Эротическая космология, или такой сексуальный Бог

Оригинал текста был опубликован в журнале «Эрос и Космос» 27 ноября 2013 года

Сегодня воскресенье, 18 августа 2013 года, за окном тёплый вечер, клавиатуру моего Asus’а освещает желтым светом маленькая настольная лампа, и я печатаю эти буквы. Курсор мигает в начале следующего предложения. Появляется и исчезает. Появляются и исчезают звуки, доносящиеся с улицы. Появляются и исчезают физические ощущения. Возникают и растворяются мысли, чувства, состояния. Всё, что рождается — обречено уйти. Вкл — выкл. Вкл — выкл. Вкл — Выкл.

Но что-то меняется. Мир — не просто феноменологический стробоскоп. Феномены восприятия, возникая из вневременной Пустоты, разворачиваются во времени. И мир становится. Не каким-то конкретным (это можно осознать лишь post factum), а просто — становится, в настоящем времени. И у этого становления такой невозможный, и такой однозначно эротический вкус.

Кто же такой этот Эрот, и почему становление — эротично? В знаковом для западной цивилизации сочинении Платона «Пир» Сократ и его студенты дают определение эротическому импульсу. По словам одного из них, Аристофана, «любовью называется жажда целостности и стремление к ней… [Н]аш род достигнет блаженства тогда, когда мы вполне удовлетворим Эрота и каждый найдет соответствующий себе предмет любви, чтобы вернуться к своей первоначальной природе"[1].

Но что означает эта «жажда целостности»? И о чём ведётся речь, когда говорится о «первоначальной природе»?

Сократ начинает свои разъяснения с того, что Эрос (Эрот) — это всегда любовь к кому-то или к чему-то, и объект ее — то, в чем испытываешь нужду. По словам Сократа, нужда у нас в красоте и добре, а значит, само по себе Эрос лишен красоты и добра и нуждается в них. Собственно, Эрос потому и богом не является (ведь боги — прекрасны), и пребывает между людьми и богами, «заполняя промежуток между теми и другими, так что Вселенная связана внутренней связью».

Эротический импульс — это творческая природа Вселенной, стремящейся через смертность утвердить себя в вечности через бесконечное становление

Что же означает эта внутренняя связь Вселенной? Сократ в своём монологе приходит к тому, что эта внутренняя связь — творчество, или «всё, что вызывает переход из небытия в бытие"[2]. Цитирую далее по тексту:

Любовь — это стремление родить и произвести на свет в прекрасном… Рождение — это та доля бессмертия и вечности, которая отпущена смертному существу. Но если любовь, как мы согласились, есть стремление к вечному обладанию благом, то наряду с благом нельзя не желать и бессмертия… А значит, любовь — это стремление и к бессмертию… Смертная природа стремится стать по возможности бессмертной и вечной. А достичь этого она может только одним путем — порождением, оставляя всякий раз новое вместо старого; ведь даже за то время, покуда о любом живом существе говорят, что оно живет и остается самим собой — человек, например, от младенчества до старости считается одним и тем же лицом, — оно никогда не бывает одним и тем же, хоть и числится прежним, а всегда обновляется, что-то непременно теряя, будь то волосы, плоть, кости, кровь или вообще все телесное, да и не только телесное, но и то, что принадлежит душе: ни у кого не остаются без перемен ни его привычки и нрав, ни мнения, ни желания, ни радости, ни горести, ни страхи, всегда что-то появляется, а что-то утрачивается. Еще удивительнее, однако, обстоит дело с нашими знаниями: мало того что какие-то знания у нас появляются, а какие-то мы утрачиваем и, следовательно, никогда не бываем прежними и в отношении знаний, — такова же участь каждого вида знаний в отдельности… Так вот, таким же образом сохраняется и все смертное: в отличие от божественного, оно не остается всегда одним и тем же, но, устаревая и уходя, оставляет новое свое подобие… Бессмертия ради сопутствует всему на свете рачительная эта любовь.

Другими словами, эротический импульс — это творческая природа Вселенной, стремящейся через смертность утвердить себя в вечности через бесконечное становление. Эрос — это то влечение к самотрансценденции, которое заложено в проявляющемся и становящемся мире. Собственно, бесконечное становление мира и возможно лишь потому, что в основе его заложен принцип самотрансценденции, или Эрос.

Важно сказать также, что Платон (устами Сократа) предлагает и путь реализации, путь полного постижения человеком этого эротического принципа: от любви к «прекрасным телам» — к любви к «красоте души» — к любви к «красоте нравов» — к любви к «красоте наук»,

[П]ока наконец, набравшись тут сил и усовершенствовавшись, [человек] не узрит того единственного знания, которое касается прекрасного, и вот какого прекрасного:
Кто, наставляемый на пути любви, будет в правильном порядке созерцать прекрасное, тот, достигнув конца этого пути, вдруг увидит нечто удивительно прекрасное по природе, то самое… ради чего и были предприняты все предшествующие труды, — нечто, во-первых, вечное, то есть не знающее ни рождения, ни гибели, ни роста, ни оскудения, а во-вторых, не в чем-то прекрасное, а в чем-то безобразное, не когда-то, где-то, для кого-то и сравнительно с чем-то прекрасное, а в другое время, в другом месте, для другого и сравнительно с другим безобразное. Прекрасное это предстанет ему не в виде какого-то лица, рук или иной части тела, не в виде какой-то речи или знания, не в чем-то другом, будь то животное, Земля, небо или еще что-нибудь, а само по себе, всегда в самом себе единообразное; все же другие разновидности прекрасного причастны к нему таким образом, что они возникают и гибнут, а его не становится ни больше ни меньше, и никаких воздействий оно не испытывает.

Эта последовательность удивительным образом напоминает онтогенетическое развитие человеческой психики, исследуемое психологическими науками[3]: при адекватном и целостном развитии ребенок сначала постигает свою (и окружающих) телесность, затем учится взаимодействовать со своими чувствами и эмоциями (постепенно формируя своё характерное индивидуальное чувственное «я»), затем — формирует собственно личность через выход на территорию разума, мыслей и логики. Каждая из этих стадий превосходит и включает предыдущую, и каждая из этих стадий становится частью нас лишь со следующей стадии. Так, телесность становится подлинной основой нашей самости лишь на уровне чувственности, а чувственность дифференцируется и осмысленно включается в нашу самость с уровня разумности. Точно по этому же принципу, мы можем подлинно интегрировать нашу разумность и сознательность только со следующего уровня.

Дух одновременно является творческим импульсом и потенциалом становления Вселенной, и одновременно — самой Вселенной, исполненной эротического драйва самотрансценденции на пути к Духу

И этот следующий уровень, по словам Сократа (Платона), это то прекрасное, которое является «вечным, то есть не знающим ни рождения, ни гибели, ни роста, ни оскудения», и которое «само по себе, всегда в самом себе единообразное; все же другие разновидности прекрасного причастны к нему таким образом, что они возникают и гибнут, а его не становится ни больше ни меньше, и никаких воздействий оно не испытывает». Другими словами, это то, что в разных традициях определяется как Дух или Бог.

Тут следует на секунду остановиться и осмотреться. Как становится понятно из вышеизложенного, Дух одновременно является творческим импульсом и потенциалом становления Вселенной, и одновременно — самой Вселенной, исполненной эротического драйва самотрансценденции на пути к Духу[4].

Эта тема, в общем определяемая как отношение трансцендентного и имманентного, глубоко исследуется многими богословскими традициями различных культур Востока и Запада. Большинство этих традиций сходятся в том, что Бог/Дух находится вне проявленного мира, проявляясь как творение посредством своей (неотделимой от себя) энергии[5]. Традиции далее различаются не в самом этом понимании, а скорее в том, как они трактуют отношения Бога и Его энергии. Например, как писал св. Василий Великий, «мы утверждаем, что познаем Бога нашего по действиям, но не даем обещания приблизиться к самой сущности. Действия Его к нам нисходят, но сущность Его остается неприступною». В этом слышится схожесть с гаудия-вайшнавской философией, согласно которой отдельные души (дживы) хотя и неотделимы от Верховной Личности Бога (Бхагавана), но при этом никогда и не едины с ней — потому что только в отдельности, только при существовании Тебя, отдельного от меня, возможны отношения с Тобой. И эти отношения просто не могут не быть эротичными. Тут кажется уместно вспомнить «невест Христа»: как сказал ап. Павел в послании к коринфянам (обоего пола), «Я обручил вас единому мужу, чтобы представить Христу чистою девою» (Кор 11:2).

В таком эротическом стремлении к соединению с Богом нет ничего удивительного. По словам христианского богослова Владимира Лосского, «в имманентности откровения Бог утверждает Себя трансцендентным творению… Бог имманентен и трансцендентен одновременно: имманентность и трансцендентность взаимно друг друга предполагают». И поскольку одно не бывает без другого, невозможно существование проявленного мира (энергии Бога) без желания этого мира взойти к Богу. Желания, замечу, абсолютно неосуществимого именно потому, что мы, с одной стороны, никогда и не были отдельными от Бога, а с другой — никогда не сможем быть с Ним едиными по самой природе Его предельной трансцендентности. Отсюда — отношения, вечно приближающие нас к Богу через эротическую самотрансценденцию и становление.

Таким образом, разворачивание проявленной Вселенной предстаёт перед нами (в такой картине мира), парадоксальным образом, как всё более возрастающая целостность (и ценность), причём целостность эта возрастает по мере эволюционного разворачивания Вселенной.

Этот момент требует пояснения. Если мы принимаем становление Вселенной как постоянное появление качественно нового (Вселенная не сразу научилась греческой опере и компьютерным вирусам), то количество того, с чем можно стать более цельным (весь проявленный Космос в своём многообразии внутреннего и внешнего[6]) тоже увеличивается.

Именно поэтому в одной из своих последних работ[7] Зигмунд Фрейд писал:

После долгих колебаний и размышлений мы решили допустить существование всего-навсего двух основных влечений, Эроса и влечения к деструкции… Целью первого является формирование всё больших структур и сохранение их в таком виде, то есть соединение, связывание, а цель другого — противоположна —устранение взаимосвязей, то есть разрушение вещей.

Фрейд истолковывает причины существования Эроса метафизически: «Можно допустить, что когда-то раньше живая субстанция была единой, потом была расщеплена и теперь стремится заново объединиться». Этими словами Фрейд вторит классическим традициям древности, предполагающим, в общих чертах, что Бог специально забыл себя, чтобы сыграть в игру узнавания самого себя. На страницах журнала «Эрос и Космос» я буду исследовать иную модель, представляющую постметафизическое толкование развертывания Вселенной, в которой исследование Духом самого себя не связано ни с самозабыванием, ни с саморасщеплением[8].

Впрочем, вне зависимости от того, забыл себя Дух или нет, он себя определенно узнаёт. И узнаёт эротически. Наша эротичность зовёт нас к телесной сексуальности, эмоциональной вовлеченности, увеличению нашего знания о себе и мире. В конечном итоге, наша эротичность зовёт нас к ежемоментному становлению, проявлению, действию. Мир — не просто феноменологический стробоскоп, но живой Космос, сочащийся божественным нектаром Эроса через каждую частицу своего непрестанного становления.

Примечания

1. Предварительное обсуждение метафизики и пост-метафизики см. ниже. ↩
2. Здесь уместно вспомнить выдающегося философа Альфреда Норта Уайтхеда, наряду с многими другими философами и богословами восхваляющего творческое начало мира. ↩
3. В частности, онтогенетическое развитие человеческой психики (или самости, т. е. нашего «я») исследуется психологией развития. См. труды таких ученых как Пиаже Ж., Кольберг Л., Коммонс М., Лёвинджер Д., Доусон Т., Фишер К., Киган Р., Гарднер Г., Кук-Гройтер С. и прочих. ↩
4. Не следует забывать, однако, и это тема других моих статей, что сама по себе такая онтология есть определенное мировосприятие с определенного уровня развития. ↩
5. Интересно, что в традициях кашмирского шиваизма или гаудия-вайшнавизма (кришнаизма), и в некоторых других традициях, отношения непроявленного и проявленного выражаются как мужское и женское. Шива проявляется как Шакти, его любимая. ↩
6. Узнать о том, что подразумевается под «внутренним» и «внешним», можно обратившись к другим статьям журнала (в т. ч. с помощью тэгов) или в ЧаВо. ↩
7. «Очерк психоанализа», 1940. ↩
8. Я полагаю, что эта модель более соответствует современности, и отвечает как созерцательным, так и научным критериям достоверности. ↩

Практика интегральной жизни

Все мы стремимся к счастью и гармонии. Кто-то ищет этого в богатой жизни, кто-то в искусстве, кто-то в самореализации и раскрытии своего потенциала. Нет, не так… Все мы стремимся к счастью и гармонии, и понимаем критерий счастья сообразно нашему мировоззрению. В одном мировоззрении счастье и гармония — это семья и дети. В другом — достижение Царства Божия. В третьем — самоактуализация. Интегральный подход как мета-мировоззрение (т.е. такое мировоззрение, которое внимательно изучает и рассматривает различные мировоззрения) предлагает систему инструментов для самопонимания, для деконструирования своего мировоззрения и реконструирования его на новом уровне. Это требует пояснения.

Что значит — деконструировать своё мировоззрение?

Это означает тщательное и подробное исследование своего характера, своих целей и мета-целей, своих задач, своих пристрастий, своих способов взаимодействия с миром (а у каждого из нас есть как оптимальные, так и патологические способы), своих желаний, своих идеалов, своих критериев счастья и гармонии. Это исследование происходит через тщательное рассмотрение своей личной истории и своего культурного окружения, своего психотипа и уровня развития, а также спектра своих привычных состояний.

Благодаря такому деконструированию, мы можем дойти до основ своего мировоззрения, а значит, понять причины своих действий. Дело в том, что как сознательные агенты, мы никогда не действуем просто так. Любое наше действие основывается на наших сознаваемых или неосознаваемых установках, идеалах, пониманиях; на нашей обусловленности личной историей, образованием и окружением. И понимание основ нашей обусловленности даёт ключ к жизненной свободе и выбору своего Пути.

Что означает — реконструирование мировоззрения на новом уровне?

По определению одного из ведущих психологов развития, гарвардского профессора Роберта Кигана, переход по уровням зрелости заключается в том, что субъект одного уровня становится объектом субъекта следующего уровня.

Другими словами, находясь включенными в определенное мировоззрение, мы находимся внутри него и не можем объективно посмотреть на него и оценить. Как только мы начинаем деконструировать своё мировоззрение — т. е. разбирать его на отдельные объекты — мы начинаем процесс дифференциации, или отделения себя, своего «я», от своего мировоззрения. Оно становится объектом для нового, более широкого «я», которое превосходит и включает это мировоззрение с нового уровня.

Таким образом, развитие заключается, прежде всего, в смене мировоззрений, и эта смена происходит через превосхождение и включение. Некоторые современные школы духовности совершают ошибку, говоря о выходе за пределы мировоззрений целиком. Конечно, надличностные (трансперсональные) уровни существуют, как существуют и просветление и пробуждение к своей истинной природе. Ошибка заключается в том, что при этом предполагается полное отбрасывание Эго, т. е. психологической самости; однако, пока человек живёт, общается и вступает в отношения — психологическая самость (наше «я») всегда активна. И она всегда действует сообразно своему текущему мировоззрению.

Именно поэтому в Интегральной теории ставится большой акцент на понимание функционирования различных мировоззрений и переходов между ними, ведь только понимая своё мировоззрение и принципы его существования мы можем сознательно выбрать изменить его в сторону большей гармонии, целостности и счастья.

В Интегральной теории выделяются две основных составляющих любого мировоззрения: его глубинная и поверхностная структуры.

Глубинные структуры любого мировоззрения, согласно психологии развития (современная наука, изучающая фундаментальные принципы развития детей и взрослых), являются общими для всего человечества; исследователи выделяют несколько базовых стадий, через которые проходят (в случае взросления без серьезных патологий) все люди на Земле. Однако, чем взрослее становится человек, тем больше оказываются шансы «залипнуть» в очередной стадии. И поэтому в то время как практически все дети проходят через дооперациональную, конкретно-операциональную и формально-операциональную стадии (в терминах исследователя когнитивного развития Жана Пиаже), взрослые «залипают» на очередной стадии, не в состоянии двигаться дальше. Этому способствует и наше общество. И хотя исследователи уже выделяют около шести или семи базовых стадий развития — этих глубинных структур, присущих в качестве доступного потенциала всем людям — абсолютное большинство останавливается где-то на середине пути.

На глубинные структуры, чью последовательность определяют, например, так:

архаическая → магическая → мифическая → рациональная → плюралистическая → интегративная

накладываются структуры поверхностные, или культурные. Это значит, что мифическое, скажем, сознание, хотя и работает по сходному глубинному принципу, будет проявляться в разных культурах и индивидах по-разному.

Кен Уилбер, американский философ, предложивший концепцию и основные принципы интегральной теории в её современном виде, в своей книге «Интегральная психология» свёл воедино более ста теорий развития человека, западных и восточных. В своём интегральном подходе он соединяет глубинные и поверхностные структуры Востока и Запада, религиозные и светские, и предлагает целостную картину человеческого взросления. Он утверждает, что любые социокультурные практики, возникшие у разных народов в разные века, указывают на какую-либо из граней этого взросления, и весь фокус заключается в том, чтобы понять, что это за грани (а значит, увидеть и всю картину целиком — насколько возможно). Уилбер предлагает пользоваться данными исследователей психологии развития, и рассматривать различные мировоззрения — в том числе и мировоззрения различных религий с их концепциями спасения, и с их практиками по достижению этого спасения — как проявления различных глубинных структур (разворачивающихся относительно последовательно).

Что же со всем этим теперь делать?

Интегральная теория предлагает набор эффективных инструментов исследования нашей самости (нашего «я») в её глубинной и поверхностной структуре. Другими словами, исследуются и разбираются стадии развития, а также социокультурные способы проявления этих стадий. Становится прозрачным и понятным наше мировоззрение — то, как мы думаем, кем мы себя считаем, и как мы взаимодействуем с миром.

Также, предлагаются и способы работы с этим мировоззрением. Интеграция сотен западных и восточных путей развития предоставляет нам богатейшую картину возможностей и способов движения. В частности, Интегральная теория провозглашает союз психологии и духовности, и заявляет, что они неразрывно связаны. Психология основывается на работе с эго, или собственно психологической самостью — она учит, как сделаться более цельной и более здоровой личностью, с более гармоничными и красивыми отношениями. Духовность же ведёт за пределы самости, в безграничную и безвременную основу сознания, в надличностные измерения, к Богу. Следование лишь духовным практикам без понимания психологии способно принести больше вреда, чем пользы (например, см. исследование Лавджоя про «восходящие» и «нисходящие» духовные традиции); также и применение в жизни лишь психологии без понимания духовности не способно привести к окончательному счастью и гармонии. По метким словам Уилбера — «если вы не подружитесь с Фрейдом, то вам сложнее будет добраться до Будды».

Окончательное счастье и гармонию не найти только лишь внутри человеческого мира, как не найти их и только лишь за его пределами. Окончательное счастье и гармония находятся на месте соединения абсолютного и относительного, индивидуального и коллективного, внутреннего и внешнего, духовного и психологического. И это соединение не только умственное, но и воплощенное, практическое. И в этом и заключается интегральная жизненная практика.